Альманах — сборник рассказов самых юных авторов Рост.медиа. Читай «Вечер поэзии» и вспоминай свои школьные годы.
В этот спокойный вечер актовый зал наполнился голосами – вешали пальто и снимали шляпы, разливали чай, передвигали столы и стулья молодые люди. Все были одеты стильно, но при этом на удивление просто. Это было только второй вечер поэзии, и все еще немного чувствовали себя неловко.
Две девушки приветственно поцеловались в щеку и начали с интересом оглядывать людей.
– Алиса, как приятно, что ты все же пришла!, – заулыбалась Нина.
– Брось, я не могла такое пропустить, тем более, – начала она более тихо, взяв подругу под руку. – Ты говорила про своих наиинтереснейших знакомых, с ними и посмеяться и поплакать можно.
– А, да-да! Но они еще не пришли, видно, задерживаются. Никита такой высокий парень, очень щуплый, но симпатичный, жена кстати есть, Настя. А Юра на две головы его ниже, смешной такой, искрометный, хотя по нему и не скажешь.
– Женат ли он?, – спросила Алиса, скромно улыбнувшись.
– Да кто б его знал, вечно отшучивается! Ты представляешь, мне рассказывали, что на квартире у друга они зажигалкой хотели открыть бутылку вина! Прямо так и рассказывали!
– О боже!
– Никто не пострадал! Они хорошие добрые люди, только с юмором этаким…Зато еще я помню, что они в домашнем театре хорошо поставили сценку из «Толстый и тонкий» Чехова, так живенько и интересно у них вышло!
– Ой, Ниночка, ну заинтриговала!
– Потому что есть чем заинтриговывать! А еще-
Вдруг входная дверь открывалась высоким худым человеком – Никитой, за ним на две головы меньше с папиросой в руках вальяжно идёт друг его – Юра. Они медленно входят, жмут руки, непринуждённо кланяются и всем в зале почему-то становится немного спокойнее. Казалось, будто они должны были войти в этот зал такие горячие, приковывающие, полные энтузиазма шутить и приковывать к себе внимание людей. Но оба лишь подошли к окну и начали непримечательно разговаривать о чем-то своем, периодически улыбаясь.
Алиса и Юля выждали пару минут с их появления и летящей походкой от бедра устремились к друзьям.
– Нина, notre bavardage!, – с улыбкой сказал Юра, стряхнув пепел в пепельницу.
Никита несильно пихнул того в бок, как-то виновато глянув на девушек.
– О, Юра, ты еще и французский знаешь?
– Да так, пару фраз выучил.
– Это Алиса Павловна, она тоже будет на вечера поэзии приходить. Никита, Юра, я ей уже немного рассказала о вас.
– Кто бы сомневался, – усмехнувшись, он поперхнулся, и Никита принялся хлопать его по спине.
– Приятно, познакомиться. Нам будет интересно послушать, о каких поэтах ты расскажешь.
Алиса довольно кивнула, и Нина продолжила говорить:
– Как жена, Никита?
– Сегодня к родителям уехала, я приеду только завтра.
– А ты, Юр, чем-нибудь поделишься? Например, почему у тебя указательный и безымянный палец перевязаны?
Друзья переглянулись между собой, и стало ясно, что в этом замешаны оба. И «пострадавший» начал:
– Сегодня утром такая занятная история приключилась…
– Юра, не пугай дам.
– Я и не пугаю. Утром я у Никиты сидел, всю ночь над статьей работали. Он принес потерянный, по его словам, перочинный нож. Там механизм заклинило, вот про него и забыли за ненадобностью. Сидели, голову ломали, чем открыть. Я в один момент что-то отвлекся на телефон, и он как открылся, резанув мне по пальцам.
Девушки ахнули, прикрыв рты руками.
– Как можно было отвлечься в такой момент, Юра?, – любопытство пересилило изумление Нины.
– Вот так и можно. Но ничего, водой промыли, перевязали и ладно будет.
– По-моему, уже все начинают рассаживаться. Будет приятно поговорить с вами еще после вечера поэзии. Но это уже посмотрим.
Юра и Никита заняли два стула у окна. Позже стало понятно почему – если бы любящий курить Юра сел в другом конце зала докуривать папиросу, ближайшие сидящие с ним люди задохнулись бы и от его дерзости, и от запаха жжённого табака. А так практически никто и не смотрел косо в их сторону.
Все рассказывали о своих любимых поэтах по кругу.
Сначала очередь дошла до Алисы:
– Я не хотела, т-то есть нет, хотела, я-я извините, волнуюсь немного. Мне нравятся стихи Тютчева.
Юра и Никита смотрели с расслабленной заинтересованностью. Это было хоть как-то приятно, так как лица некоторых выражали равнодушие. Видимо, им было все равно на то, о ком говорят другие, они ждали своей очереди рассказать. Алиса сначала очень запиналась и опускала глаза в пол, но прочитала стихи Тютчева на пять баллов, без запинок, с чувством.
Нина развернула огромный монолог о том, насколько она любит Есенина. А прочитала несколько его стихотворений с такой выразительностью, что смеяться захотелось, хоть в них и не было ничего забавного. Пару человек высказались насчет ее читки и попросили потренироваться в чтении. Юрий и Никита тактично промолчали, но их улыбки свидетельствовали о том, что прочтение от Юли они оценили. До Юры и Никиты рассказывали о Фете, Пастернаке, Блоке, смуглый низенький мужчина высказался о Бунине, и казалось, лица друзей выразили какое-то скрытое пренебрежение. Когда очередь дошла до них, Никита зачитал стихи Мандельштама.
– Я не люблю, когда о поэзии слишком много говорят или пишут. И я не в том смысле, о котором некоторые могли сразу подумать. Я имею ввиду, что поэзию надо читать и чувствовать. И необязательно даже вслух, можно дома, где угодно. Что я могу сказать о Мандельштаме, ну, это абсолютно гениальный человек. Не выделявшийся красотой, с несчастной судьбой, но гениальный. И спасибо его жене, Надежде Яковлевне Мандельштам.
– Прекрасная женщина, – задумчиво добавил Юра, листая Никитин сборник стихов Мандельштама, – Была бы возможность, я бы с ней пообщался.
– Да, превосходная женщина. Давайте я тогда еще что-нибудь из него почитаю, – Никита протянул руку Юре, и тот без лишних вопросов передал ему сборник обратно.
Алиса и остальные хотели запечатлеть, с каким энтузиазмом он читал стихи, какая в этот момент исходила от него энергетика. И когда он закончил, повисла тишина.
– Ну, всё, Юра, передаю эстафету тебе, – с ослепительной улыбкой он повернулся к другу.
– Хорошо, принес я одного дядьку, – и показал залу сборник стихов Маяковского.
Нина тут же вспыхнула:
– Мне, к примеру, Маяковский не нравится. Он бунтарь, к тому же ненавидел Есенина.
– Ну кто вам сказал, что они ненавидели друг друга? Ненависть — это сильное чувство, не относящееся к тому, что между ними было.
– Да везде об этом говорится, много кто видел и рассказывал.
– «Что ни говори, а Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, и многие о него споткнутся». Вы думаете он в негативном ключе так говорил о человеке, которого якобы «терпеть не мог». А стих Маяковского Есенину? Такой сильный стих посвящать врагу? Ну смех смехом. Они много критиковали друг друга, я с этим соглашусь, но я никогда не осмелюсь назвать их заклятыми врагами. Но о них можно говорить долго, поэтому я перейду к самому Маяковскому. Его стихи — это вообще чистые эмоции, кто бы не говорил о том, что он был суровой наружности, но он спокойно мог заплакать, а, казалось бы, человек-кирпич. Я адепт Маяковского, ничего не могу с этим поделать. Прочитаю одно их его известных стихотворений - «Лиличка». Читать стихи Маяковского без интонаций самого Маяковского просто невозможно. Его голос просто звучит в голове в этот момент.
У Маяковского стихи были написаны лесенкой, из-за чего некоторых такая путаница по словам раздражала. Но Юра читал стихотворение четко, громко, с расставлением акцентов, но в то же время чувственно, будто пронизывал себя чувствами, вложенными в строки.
Но когда закончил, к нему вернулась хитрая улыбка. Многие сочли его взгляд кошачьим. За два с половиной часа кругом они прошлись по всем, кто хотел высказаться.
Увлеченная поиском шарфа, Алиса не заметила, как к ней подбежала Нина и взяла ее под локоть.
– Как тебе вечер?
– Спасибо, было очень интересно посетить, если в следующий раз успею, тоже заскочу, – нежно ответила Алиса. – А где Юрий и Никита? Уже ушли?
– Нет, Юра с Олегом и Кузьмой вышли покурить, а Никита с ними пошел.
Из окна можно было слышать обрывки их разговора:
– …Кузя, уймись, – проворчал Юра. – Ну не люблю я твоего Бунина, и что?
Одевшись, Нина и Алиса тихо вышли на улицу, хотя Нина всё подгоняла. Оказалось, разговор о Бунине продолжался. Олег, мужчина немолодых лет, уже покинул компанию.
– Я еще когда в первый раз знакомился с творчеством Бунина, ничего из него меня не тронуло, ни «Темные аллеи, ни «Солнечные удары». Я понимаю, что свою премию он получил не зря, хотя даже тут он получил ее с формулировкой «За строгий артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типично русский характер». Кстати, Никит, помнишь мы его «Жизнь Арсеньева» обсуждали» вот она у Бунина хороша, как минимум отозвалась в моей душе. С остальными его произведениями не сложилось.
Никита молча наблюдал за беседой, улыбаясь. Он явно не хотел вмешиваться в разговор, а лишь слушал обе точки зрения.
– Я не прошу тебя полюбить его, просто выскажусь. Бунин абсолютно русский человек, и был настолько увлечённый ей, что его глубоко ранил отъезд во Францию. Он многое пережил: индустриализация, появление новшеств, Первая мировая война, Гражданская война, потом эмиграция. И людей, захвативших этот кусок времени, трясло всю их жизнь. Это всё, понятное дело, простые человеческие слабости, особенности, живой человек, без ореола святости, но и без великого греха. Разве что выпить с ним нельзя, он несильно пьющий.
– Я всё это понимаю, Кузя, я же и не говорю, что он плох, но не мой. И не в том плане, что говорить не мог, говорил он много и хлестко, а в том, что совсем никак не отзывается у меня. Вполне естественно. Что мне не нравится вся классика подряд, как и тебе, вполне вероятно, как и Никите. Было бы несколько странным, если бы мне нравилась вся классика.
Кузьма, хоть и был немногим старше Юры и Никиты, выглядел старше, так казалось из-за его ранней седины. Он одобрительно покачал головой, выбросив сигарету. Их разговор с раздражительно-резкого перешел в совсем спокойную беседу.
– О, Нина, Алиса Павловна, доброго вечера, – Никита взглянул на стоящих неподалеку особ и слегка поклонился. – Спасибо, что пришли.
Юра проводил взглядом Кузьму и присоединился к Никите.
– Мне было очень интересно. Не читала до этого Мандельштама, но вы так интересно о нем высказались, что мне захотелось купить сборник его стихов. Если вы и дальше продолжите рассказывать о интересных поэтах, я разорюсь! – Алиса звонко захихикала, прикрывая рот ладошкой.
– Неужели?, - выражение лица Никита то ли выражало смущение, то ли скромную гордость. – Значит это было не зря.
– Мне вот тоже Есенин нравится. Как вы к нему относитесь?
– Ну, его стихи мне тоже нравятся, правда ранние, если честно, больше. В поздних слишком много трагедии, грусти. Она небезосновательна, но факт её наличия остаётся фактом. И я не скажу, что не люблю грустные стихи, просто Есенин в этом плане мне как-то не по вкусу. А ранние да, вполне-вполне. Вообще о нем и о его поэзии много можно говорить, оставим это как-нибудь на следующий раз.
– Как интересно! Надо будет нам вчетвером как-нибудь собраться у меня, посидеть, поговорить, необязательно даже о поэзии, – аккуратно предложила Алиса, ожидая реакции новых знакомых.
Пока она вела разговор, Нина докучала Юре о том, что стоит меньше курить. Сам Юра не особо её слушал, игнорировал, иногда только беззлобно ворчал на её слова.
– В чем, в чем, а Настя выигрывает у меня в двух вещах – красоте и знании математики, - усмехнулся Юра. – А в общем да, можно и собраться. Но через недели две, я думаю.
– Да, я же уезжаю к родителям Насти на неделю, а потом мы с Юрой уже обещались посетить пару выставок. Посмотрим, как получится.
– А ещё Юра обещал ко мне заехать, нарисовать мой портрет, – включилась Нина, самодовольно взяв того под локоть.
Юра спокойно убрал её руку.
– Нин, я говорил “как получится”. Я сейчас только на заказ рисую, деньги нужны.
– Так я заплачу, сколько берёшь?
– С друзей денег не беру, но в ближайшее время сомневаюсь в том, что у меня найдётся время, не серчай.
Было видно, как дрогнуло лицо Нины, но она молча проглотила его ответ, а потом вдруг оживилась:
– Всё, темнеет уже, нам пора! Я Алису до дома провожу, мне еще в магазин заскочить надо. Юра, до свидания, Никита, передавай привет жене, – Нина быстренько обнялась с ними и поспешила провожать Алису, не дав ей даже ничего сказать.
Юра и Никита еще пару минут смотрели на их исчезающие в вечерней тьме силуэты, а после направились до трамвайной остановки.