В молодёжном центре «Альтаир» прошёл IQ-баттл между архитектором Игорем Поповским и краеведом Константином Голодяевым. «Рост.медиа» посетил баттл и узнал, как можно использовать архитектуру Новосибирска и почему сохранить историческое лицо города куда важнее, чем вовлекаться в бесконечное обновление.
Роман Шамолин, ректор Новосибирского Открытого Университета: Дамы и господа, мы начинаем наш IQ-баттл. Задача у нас такая — представить Новосибирск как конфликтную площадку между старым и новым, между прошлым и будущим. Задача Игоря Поповского — показать радужные перспективы разрушения старого, у Константина Голодяева — показать, насколько важным для нас является сохранение старого облика города.
Константин Голодяев: Мысль о том, что город молодой и в нём очень мало мемориального пространства, исходит не из-за того, что у города нет истории. Она исходит из-за того, что местные жители просто не знают эту историю.
К одному и тому же дому может быть совершенно разное отношение у жителей. Один проходит мимо хрущёвки и говорит: «Какое убожество понастроили в 60-е годы», второй же будет восхищаться: «Это же градостроительный срез, нужно, чтобы это осталось в памяти не только на фотографиях, но и физически».
Первый скажет: «Снести этот вшивый барак, чтоб его здесь не было!», а второй ответит: «Здесь в годы войны люди могли найти единственный угол».
На мой взгляд, сохранять объекты культурного наследия и те дома, которые не являются объектами культурного наследия, важно.
Есть разные варианты сохранения памятников, можно разбирать до брёвнышка здание и строить заново такой же, можно восстановить, сохранив максимум брёвен и наличников, можно сделать так, как это делают в некоторых странах.
Игорь Поповский: Наше будущее представляется каким-то очень плохим. В 60-е года Шурик верил в светлое будущее, а сегодня никто в светлое будущее не верит. Поэтому все смотрят назад. Есть замечательный фильм «Назад в будущее». Он о том, что можно возвратиться назад, чтобы что-то изменить в корне.
Архитектор Умберто Эко выделяет три пути изменения: полное и безоговорочное подчинение базовому культурному коду, заставить жить по новому культурному коду, то есть вообще всё снести, и третий путь — изучить базовый код, создать процесс выращивания нового кода. Я попытался представить эти пути метафорами. Первый — это сохранение традиций. Следующий — инновационный, создание нового кода, следование по пути прогресса. Третий путь — это дефрагментация. На «жёстком диске» памяти нашего города находится разбросанное культурное пространство. Это путь реконструкции, улучшения. Рассмотрим города с этой позиции.
Томск основан в 1604 году, а Токио в 1603. Мы скажем, что Томск древний город, он с сединой и всё прочее. Про Токио так не скажешь. Это говорит о том, что генетические коды городов были разные. Дело не в возрасте, не в том, что обязательно нужно всё сохранять.
Новосибирск — это город, который был построен как новая Сибирь. Сюда ехали люди, чтобы что-то изменять. Они хотели строить город по-своему, именно поэтому были сборы по поводу того, чтобы город назывался городом, именно поэтому они снесли все предыдущие поселения на этом месте, именно поэтому большую часть правовых решений принимали люди из Перми, с Колывани, с Бердска, но не те, кто здесь жили. Этот город стал строиться сначала деревянным, сгорел, стал самоорганизовываться, затем произошла революция, и авангард стал сносить всё довореволюционное, считая, что это всё не то, это не связано с кодом новой советской Сибири.
Дальше авангард стал неприемлемым, и сталинская архитектура стала тоже сносить памятники и критически относилась к конструктивизму. Потом пошло ещё интереснее. В хрущёвское время писали в журналистских статьях, что надо снести остатки купеческих домов и заменить все на стекло и бетон. В 60-х годах возникло к Новосибирску критическое отношение. Всё время шла волна сносов, переносов, и все это сейчас смешалось в кучу.
Мы смотрим назад, у нас нет форсайта, потому что мы не верим в будущее, оно нам не нравится. Нам нужно обсудить, какой код существует, как его откорректировать, как с ним работать. Потому что если мы будем все сохранять или все разрушать, не будет середины эволюции.
Константин Голодяев: Я попытаюсь перетянуть одеяло на наш город и на памятники, которые у нас есть. У нас есть две стороны сохранения объектов: административная власть и государственная инспекция. Мы не в той экономической ситуации, чтобы все деньги вносить в здания, памятники, бюджетных средств на это не хватит. Памятники должны зарабатывать сами. Например, Дом-коммуна (Каменская, 18), который недавно снесли. Девяносто лет назад Дом-коммуна был мечтой, прорывной идеей, освобождением женщин от домашнего быта. Да, ветхое здание, но это здание можно было легко переоборудовать, создать в нём музейный центр. Например, музей феминизма, выставки авангардистов, можно было восстановить какую-то часть объекта. Но это не было сделано.
Есть замечательный пример у нас в Новосибирске использования старых помещений конца XIX — начала XX веков под гостиницы, рестораны, арт-объекты. Внутри всё переделали, но здания остаются памятником, владелец получает прибыль. Здесь очень важен вопрос личных амбиций.
У нас сейчас будут строить новый дворец спорта, на этом месте находятся эти великолепные руины. Это все пойдет под нож экскаватора. Думаете, они кому-нибудь нужны? Нет, они не нужны. Это бывший винный завод, который стоял там еще в начале XX века. Посмотрите, что сделали с похожими руинами какие-то умные урбанисты. Если такой объект будет вписываться в инфраструктуру нашего хоккейного стадиона, сделать там раздевалку, кафе, что угодно, он разве не будет работать? Будет. И мы сохраним эти руины, которые специально не сделаешь. Можно из ничего сделать всё.
Игорь Поповский: В 80-х годах, когда наступил век постмодернизма, стала популярна позиция уважения городской среды. Градостроители того времени мощно поработали по охранным зонам и формированию концепта сохранения городской среды города Бийска, исторического города. Они наложили жесточайший регламент, чтобы там было невозможно ничего строить. Предполагалось, что впоследствии город станет артефактом культуры, туда поедут туристы. Всё сдохло. Жители Бийска тусуются там, где есть кофейни, там есть жизнь, вторая банда тусуется на вокзале, а старый Бийск умирает и умирает.
Получается, хотели сделать как лучше, а вышло как всегда. Я сейчас тоже могу заплакать от любого снесенного объекта, Бийск на данный момент больше умирает от того, что он охраняется, чем от того, что он жив.
Константин Голодяев: Главное, чтобы человек, живущий в нашем городе, понял, что это его город, что это его ребёнок, что он ходит по своим улицам, и он не должен отсюда уезжать. Он должен что-то сделать для города, хотя бы мимо урны не плевать и так далее. Когда мы будем ходить по городу, как по своей квартире, мы поймем, что это наш город, и у нас уйдет позиция временщика. Я считаю, что нужно сохранять объекты культурного наследия, потому что это является исторической памятью. Надо, во-первых, понять, как использовать здание, во-вторых, нужно определить перспективный план сохранения таких объектов, в-третьих, необходимо знать, что это за здание, в чем его историческая ценность, и зачем оно нужно будущему поколению.
Игорь Поповский: Мой сын сказал хорошую вещь: «Новосибирск похож на захламлённую квартиру, где много старого, но оно не прибрано и не становится комфортным для живущих людей». Я считаю, что нам обязательно нужно выработать очень грамотный генетический код. Это должно дать возможность новой жизни будущему населению.