Алиса Ганиева — автор серии произведений о жизни на Кавказе — рассказала «Росту» о своей авторской позиции, специфике первой повести «Салам тебе, Далгат!» и о том, как литература заклинает будущее.
— Ваша первая повесть «Салам тебе, Далгат!» была опубликована под мужским псевдонимом; последним же своим романам вы даёте нарочито «женские» и довольно слащавые названия, вроде «Оскорблённые чувства» или «Жених и невеста», как будто насмехаетесь над привычными стереотипами о женских романах. Можно ли сказать, что вы поменяли свою авторскую позицию с момента первой публикации?
— Я бы не сказала, что как-то поменяла свою позицию. Скорее это такое продолжение моей изначальной позиции, когда я в принципе отвергаю любой разговор о половой принадлежности автора. Отвергаю и рассуждения о связи между полом писателя и тем, как он пишет и о чём говорит. Да, в начале своей писательской карьеры я пряталась под «мужской маской», но это было сделано для того, чтобы опровергнуть стереотипный тезис о том, что женщины — это обязательно книжки о любви и детективы.
Я часто замечаю одну деталь при знакомстве с другими писателями (чаще — это мужчины). Когда они узнают, что я пишу прозу, то первым делом спрашивают: «Вы, наверное, о любви пишете?». Меня это ужасно раздражало и, наверное, на каком-то подсознательном уровне я дала своему предпоследнему роману «Жених и невеста» также название. Чтобы читатели ждали «розы»:
Читатель ждёт уж рифмы розы;
На, вот возьми её скорей!
— Но ваши романы совсем не такие. В одном из своих интервью вы рассказывали о том, что один лингвист пытался проанализировать ваши работы на наличие деталей, которые могла бы написать только женщина. Особым успехом это не увенчалось.
— Да, как только читатель начинает погружаться в мой роман, он сразу понимает, что не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Что дело женихами и невестами не ограничивается. То же самое «Оскорблённые чувства» — можно подумать, что это лёгкий детектив, любовная история. Потом переходишь к варианту, что это на самом деле провинциальный хоррор, но к середине понимаешь, что и это тоже не ядро текста.
— Изменился ли посыл критики, когда люди узнали, что «Салам тебе, Далгат!» написали вы, а не Гулла Хирачев?
— Разница была, но не кардинальная. Изначально у читателей был чистый восторг перед неизвестным автором, этаким самородком. Дело в том, что молодые авторы первую свою книгу чаще всего пишут о себе. Думаю, читателям и критикам казалось, что эту историю написал молодой человек, живущий в Дагестане. Он пересказал какой-то свой личный опыт, и он есть тот самый Далгат. Далгат, который не может встроиться в мир, в котором живёт. И вот в повести он описывает свои страдания и опыт.
Людям не очень понравилось, что они были обмануты в своём ожидании самородка. Ведь оказалось, что это я, девушка, которая окончила литинститут, уже печаталась как критик, и уже не живёт в Дагестане.
И, конечно, люди расстроились, что не угадали пол автора. Ведь хвалили «мужской слог», а оказалось, что не мужчиной написано. Некоторые мои земляки восприняли это и вовсе очень агрессивно.
— Существует прототип Далгата? Или он — симбиоз нескольких реальных людей?
— Второе. Прямого прототипа у Далгата нет. Но я знакома с людьми, которые подтолкнули меня к этому образу.
У меня в произведениях ни один характер не списан с какого-то конкретного человека, но отдельные черты угадываются. Хотя все они довольно типичные: какого героя не возьмёшь, можно кого-нибудь узнать. Даже если я не подразумевала реального человека, читатели неожиданно узнают каких-то своих знакомых.
— С какими писателями вас чаще всего сравнивают?
— Надо сказать, что сравнения чаще всего очень поверхностны. В начале меня сравнивали с Искандером, наверное, потому что он тоже имеет отношение к Кавказу. Сравнивали с нечитанными мной авторами так называемой постколониальной литературы, которая пишется на английском языке, но пишут её люди из бывших британских колоний. Но это тоже достаточно такое поверхностное сравнение – раз ты из Дагестана, то ты такой вот туземец.
Последнюю книгу «Оскорблённые чувства» чаще всего сравнивают с Гоголем. Вообще любой текст о современности в России неизбежно будет похож на гоголевский. Многих критиков пугает тот факт, что я обращаюсь к злободневным актуальным вопросам: «Как же это может быть литературой, это же всё из газетных сводок».
— Да, я очень люблю диалоги. Во всех дагестанских текстах их много. Некоторые из них очень полюбили лингвисты и вообще люди, которые интересуются развитием языка, многие ведутся на своеобразный дагестанский сленг.
Правда в какой-то момент я поняла, что переэксплуатировала эту тему. Да, мне это удаётся, я это люблю, но нужно работать над другим. В последнем романе «Оскорблённые чувства» диалогов очень мало. Я постаралась лишить себя подпорок, всех ферзей спрятала в своей шахматной партии. И есть какое-то внутреннее ощущение, что у меня получилось и без диалогов, что смогла развить другую сторону своего творчества, хотя вначале я очень долго нащупывала, как это сделать.
– На своей странице во «Вконтакте» вы писали: «Это ужасное чувство, когда твой роман сбывается...» под постом о том, что в Дагестане объявили конкурс на лучший донос. Какое событие из ваших книг (или целая книга), будет самым «страшным», если сбудется?
— Мы уже живёт в этом кошмаре, о котором я пишу (Нервно смеётся).
У меня есть роман «Праздничная гора» — он наиболее приближен к тому, что у нас называется «антиутопия», хотя он уже о нашей реальности. Там такая сюжетная развязка, что Кавказ будто бы отделяется от России. После этого страна постепенно приходит к деспотическим законам, потому что не выдерживает. Книга была опубликована в 2012 году и то, что через год на территории Сирии попытались построить Исламское государство — это из моего романа сбылось.
В каком-то смысле мне кажется, что литература заклинает будущее. Если ты этот сценарий реализуешь где-то в параллельном художественном мире, он в нашем мире уже не случится. Мне хочется в это верить.
Для справки: В Дагестане книги и деятельность Алисы Ганиевой подвергаются сильной критике. Многие соотечественники автора пишут, что она «искажает дагестанскую реальность», выставляет всё в невыгодном для страны свете. Сама писательница участвует в митингах против властей, организовывала одиночные пикеты и флешмобы.
