Пётр Жеребцов — куратор художественной институции ЦК19 и один из организаторов фестиваля современного искусства «48 часов Новосибирск». Мы поговорили с Петром о специфике кураторства в Сибири, о диалоге с аудиторией, нехватке художников и нереализованных проектах.
— Как вы стали куратором? Когда я искала информацию по кураторам города, обнаружила, что у нас их примерно двое, считая вас.
— В Новосибирске, в России и вообще в мире не так много профессиональных программ обучения. Я учился в московской кураторской школе, которую делал фонд V-A-C, директором школы тогда был Виктор Мизиано. Причём не с первого раза я поступил. У меня нет никакого профильного искусствоведческого образования, я лингвист по образованию. Но искусством очень давно увлекался: постоянно ходил на лекции Александра Антоновича в Доме Учёных, в художественном музее Новосибирска, смотрел ролики на YouTube, а потом много ездил в Германию на стажировки. Мне важно было попасть в среду и понять, по каким правилам можно работать с искусством, что такое канон и как его постоянно искусство переопределяет.
— В чём заключается ваша работа?
— Независимый куратор и куратор ЦК19 — это разные вещи. В московской кураторской школе, в книгах Ханса Ульриха Обриста, Пола О’Нилла создавалось определённое представление куратора. Это не просто человек, который собирает выставки современного искусства или работает с коллекциями, это человек, который работает со смыслами. Тебе нужно в себе сочетать художественные подходы и управленческие.
В ЦК19 всё то же самое, плюс инфраструктурные условия. Я под этим подразумеваю, что в Сибири, если ты художник и хочешь выставиться, нужно делать выставку самому, приглашать туда других художников, тогда может что-нибудь получится. И с кураторством так же если ты хочешь курировать какую-то институцию, тебе нужно её найти или придумать.
— Как вы работаете с художниками?
— Мы хотим, чтобы художники понимали — их высказывания существуют в общественном пространстве, они значимы и имеют политическое измерение. В широком смысле это связано не с актуальным политическим процессом, а с тем, что это про нашу жизнь, про устройство общественных отношений. Это важно, мы на этом настаиваем, задаём эти вопросы художникам, которые предлагают проекты для ЦК19.
Прежде мы наблюдали большой прирост персональных выставок, которые происходили в ГЦИИ (так назывался ЦК19 до реформации — Прим. «Рост.медиа»). 50 выставок в год — это невероятное количество… Их никто не успевал посмотреть и осмыслить. Сейчас мы целимся больше на групповые проекты, где может случиться диалог между художником и зрителем. В общем, хотим создать пространство для дискуссии.
— Есть ли какие-то выставки или проекты, которые вы не реализовали?
— Всегда есть такие проекты. В моей практике это была не выставка. В 2011 году мы с командой архитекторов выиграли конкурс. И нам должны были выделить финансирование для реновации гигантской металлической бочки неподалёку от ботанического сада в Академгородке. Мы год с этим проектом возились, были очень неопытными в таких вещах. И для того, чтобы начать проводить строительные работы, нужно было получить разрешение, а для этого надо было узнать, кто собственник. В Академгородке очень сложно с землёй — нас футболили по кругу различные организации, которые потенциально могли быть собственниками. В какой-то момент я уехал в Москву, а когда через месяц вернулся, мне говорят: «Слушай, Петь, а бочки больше нет». Видимо, владельцы, испугавшись чрезмерного внимания к заброшенному объекту, решили его попросту утилизировать, чтобы не возникало к ним вопросов.
— В чём была суть «бочки»?
— Мы из этого хотели сделать такое гибридное пространство, основой которого был бы инструмент, в который эта бочка превращается, – там было 20-секундное эхо. Проект назывался «Чистота звука», такая игра слов, потому что есть частота звука – это то, что мы знаем про герцы и колебания, а там была «чистота». Мы придумали вместе с инженерами такую систему датчиков, которые следят за загрязнением воздуха в Новосибирске, инструмент должен был реагировать на это. Его звучание изменялось в соответствии с интенсификацией загрязнения воздуха. Ты оказываешься в пространстве, там гигантские струны натянуты, и они вибрируют, дребезжат в зависимости от того, как работают заводы, ТЭЦ, перемещается наземный транспорт.
— В одном из интервью вы говорили, что в Новосибирске раньше умели создавать выставки, но не умели коммуницировать с аудиторией. Как вы выстраиваете диалог с аудиторией?
— В Новосибирске прежде (в 90-е) основная концентрация усилий была вокруг вернисажа и очень редких событий, которые выглядят достаточно случайными в рамках самой выставки.
Мы в ЦК19 решили, что каждая тематическая выставка достойна специальных публичных событий. Хочется найти междисплинарные форматы, развиваться, создавать прецедент. Ещё мы не просто печатаем пресс-релизы, мы стараемся и медиа-форматы создавать для выставочных проектов, с помощью которых могут потом рождаться вопросы для обсуждения с аудиторией. Нам важно доносить наши позиции и местным СМИ, и профильным, и федеральным, и иногда зарубежным.
Другая составляющая как будто не профессиональная, но её невозможно не упомянуть. Мы недавно включились в инициативу, которая называется «РРР» — это что-то вроде неформального объединения работников и работниц современной культуры из разных городов России. Мы пытаемся иногда создавать какие-то коллективные высказывания. Я считаю, что это тоже работа с аудиторией. Для нас это показывает, что существует какой-то общий голос и то, что мы поддерживаем друг друга, стараемся упоминать, ориентируемся на практики, смотрим, кто и что делает.
— Как сегодня выглядит современный зритель?
— Современный зритель чуткий. И всегда, вне зависимости от тех форм искусств, которые ты предъявляешь, реагирует ногами. Если ты достаточно хорошо поработал с вниманием, всегда будет отдача. Вообще, зрителя надо исследовать. Это самая главная вещь, которую в Новосибирске не делали, но делали наши коллеги в Екатеринбурге. Для исследования аудитории уже есть методы, написана книга, на которую можно опираться. Эти исследования нужно проводить, чтобы можно было формировать программу не отдельных институций, а культурной политики.
— Я читала, что вам часто приходят предложения о работе в Москве. Почему остаётесь в Новосибирске?
— Когда ты будешь в Москве, этих предложений не будет. Ценность быть на месте мало кем осознана. Внимание коллег из центра — это не та вещь, которой нам недостаёт.
Сейчас нет необходимости переезжать, потому что можно и так сотрудничать. И нам важнее создавать какой-то локальный, местный голос, чем поддерживать трибуну федерального центра. Это принципиальный момент. Я тут кровью не расписываюсь, не пытаюсь проходиться по этим трюизмам в духе: «Где родился, там и пригодился» или «Лучше первый в деревне, чем второй в Риме». Просто если есть возможность работать с локальной спецификой — работайте с ней, потому что больше никто, кроме вас, этого не сделает.
— Есть ли у ЦК19 конкуренты? И есть ли вообще конкуренция в Новосибирске?
— Я не знаю, как можно воспринимать в качестве конкурента, например, художественный музей или областную библиотеку. Здесь конкуренции не существует, у нас нет необходимости бороться за внимание людей, потому что вообще мало людей вовлечены в художественную среду.
И у нас не рыночные отношения — мы поддерживаем наших художников и живём в совершенно другой парадигме. У нас нет желания и возможности представлять искусство в рыночном измерении. И я уверен, что если в Новосибирске появится ещё один центр, занимающийся программно занимающийся современным искусством, то мы будем друг друга лишь взаимно усиливать.
Единственный аспект, нужно с различными игроками «сверять карты», то есть садиться вместе хотя бы раз в полгода и говорить: «У нас на ближайший год такие, такие, такие задумки, а у вас? Давайте графики сейчас сверим, чтобы не было, что в один уик-энд три фестиваля происходит».
— В Новосибирске кураторство не так богато. Как думаете, чего не хватает кураторам, кроме денег?
— Деньги здесь не важны. Кураторам не хватает художников. У нас есть художественный институт при педагогическом университете, есть архитектурная академия. По идее, они должны заниматься программами, которые бы не просто современных (современных ли, кстати?) дизайнеров и архитекторов обучали, а людей, которые могут заниматься современным искусством. Я тут как бы пеняю именно на то, что образовательная среда недостаточно развита. И непонятно, в общем, должны ли мы брать на себя эту функцию? По идее — нет, но реальность говорит — да.
Не хватает возможностей диалога. Если начинаешь заниматься образовательными инициативами, то, с одной стороны, берёшь на себя супер-экспертную позицию: «Я вот сейчас вам расскажу, как всё на свете устроено». Мне это не нравится. А во-вторых, если занимаешься этим, значит, ты не занимаешься выставками у себя в ЦК. Или будешь заниматься выставками совсем молодых художников. И это бывает очень интересно, но насколько это бывает убедительно для публики — всегда большой вопрос.
Мы на 2021 год планируем две таких небольших тематических школы, которые будут не просто рассказывать вам историю современного искусства, а попытаются вовлечь разными способами в художественный процесс. Это то, чего не хватает. Ресурсы найти можно, а вот люди важнее.
