Александр Вострухин — актёр театра «Старый дом» — запомнился новосибирской (и не только) публике по роли Гамлета в спектакле «Sociopath/Гамлет». Александр рассказал «Росту» о своём первом походе в театр, о том, как он попал в труппу «Старого дома» и почему изначально у него не срослось с «Гамлетом».
— После школы ты поступал на IT. Как понял, что хочешь быть актёром?
— Мне всегда нравилось выступать, нравилось внимание окружающих, когда меня хвалят, говорят приятные слова, за заслуги, естественно. Участвовал в школьных постановках.
Когда приехал в Новосибирск, уже думал о том, чтобы сразу поступить здесь в театральный. Но я тогда был застенчивым, что ли, и мне было страшно у людей узнавать, какие экзамены нужны для поступления, какие вступительные будут.
Через два года я пошёл в театральный кружок, там все говорили про театральный институт, все собирались туда поступать. И я тоже решил.
— Сложно было поступать?
— Вот я тоже себя спрашиваю: сложно ли поступить в театральный? Я бы сказал — стрессово. Волнительно само ожидание, на самом поступлении не сложно — берёшь и творишь то, что от тебя просят.
— Будучи студентом, в каком театре ты хотел работать?
— Вообще не хотел работать в театре. Я первый раз сходил в театр, когда уже поступил. Припёрся туда с чипсами и колой, предложил их одногруппнице, а она: «Ты баран?». Обидно было. (Смеётся.)
Многие одногруппники говорили, что для них театр — жизнь. А я всегда хотел в кино. И кое-где успел сняться, пока жил в Москве и Питере: в «Улицах разбитых фонарей» играл гопника какого-то; в новой экранизации «Войны и мира» был расплывчатой фигурой на фоне.
Когда вернулся в Новосибирск, решил, что нужно работать по профессии. Планировал попасть в «Глобус», но сезон уже начался: было не так просто устроить даже прослушивание. И тут по счастливой случайности встретил в Новосибирске старого знакомого, выпили вместе, я рассказал, что в театр пробуюсь, он сказал, что попробует помочь. «Старому дому» как раз нужен был мальчик. Я покивал, но ни на что не рассчитывал — это же пьяный разговор. А через месяц мне действительно позвонили из «Старого дома» и пригласили на прослушивание.
Во время показа, мне казалось, я был отвратителен. Помню, мне ещё сказали, чтоб я подождал в коридорчике, пока они обсудят всё. К чему эти условности, думал я, сказали бы сразу, что не берут. А потом оказалось, что я им подхожу. До сих пор кажется, что это судьба меня сюда привела, не знаю, как ещё это назвать. Просто какое-то невероятное стечение обстоятельств.
— Ты не так давно работаешь в «Старом доме». С какими сложностями успел столкнуться как актёр?
— Я никогда не работал в театре, помимо этого три года не был в профессии. Я всегда был такой шалтай-болтай, не мог правильно управлять своим телом, поэтому нужно было научиться контролировать свои движения, чтобы элементарно не сбить кого-нибудь. Я много работал и всё ещё работаю, чтобы исправить речевые проблемы.
— Как ты работаешь над образом и характером героя?
— Погружение в материал, прорабатывание роли — само по себе тяжело, это понятно, но очень интересно. Когда я беру произведение, у меня в голове уже складывается своё видение героев, ситуаций. Только редко твоё видение совпадает с видением режиссёра. И ты понимаешь, что придётся играть по-другому персонажа, которого уже как-то себе представил, – отпустить то, что уже «пригрел». Нужно попытаться найти что-то общее между своим представлением и представлением режиссёра и заниматься делом во благо искусства.
— В одном из интервью ты говорил, что было сложно создавать своего Гамлета, не оглядываясь на Гамлета Анатолия Григорьева (в спектакле роль играют два актёра — Вострухин и Григорьев —Прим. ред). Как ты работал над своим Гамлетом?
— Было тяжко. Изначально я должен был быть Гамлетом, но потом у меня с этим не срослось. Я ещё зелёный чувак был. От меня просили работы, творчества, а я занимался какой-то саморефлексией. А когда пришло время вводиться, помню, что боялся, как я это называю, «синдрома По» из «Кунг-фу Панды». Там мастер Шифу говорил: «Когда ты сосредотачиваешься и думаешь только о кунг-фу — выходит полный отстой». И только когда По принял себя таким, какой он есть — стал собой, он стал крутым. Вот только в моей ситуации сложно было стать собой — мне так нравился спектакль, что за те полгода, что мы его играли, я успел заучить все интонации Толи, все его жесты. Я всё это заучил и потом не мог понять — как не быть Толей.
Перед моим первым выступлением в роли Гамлета режиссёр сильно меня осадил как раз за это – за что ему отдельное спасибо. Помню, мы ещё репетировали, и уже нужно было запускать зрителей, а у меня ни фига не получалось. И вот самое начало спектакля, я выхожу на сцену, нужно начинать говорить, а в голове только одно вертится: «Какой же я отстойный, с чего я решил, что имею право играть эту роль, может, это вообще не моя профессия…» И мне стало так обидно за всё сразу, что в тот момент впервые на сцене заплакал и вдруг подумал, что все эти эмоции, которые я испытываю прямо сейчас, они очень хорошо ложатся на персонажа. Я стоял и кричал: «О, земля! О, небо!». И думал, как же хорошо выкричаться по-настоящему.
Вот такой путь. Но я всё ещё ищу себя.
— Чем в итоге твой Гамлет отличается от Гамлета Григорьева?
— Толя по одним причинам недоволен миром, а я по другим. Это очень чётко видно в наших баттлах. Он пропагандирует одни вещи, за которые и предъявляет Клавдию, а я — за другие. Текст спектакля практически один, но получаются разные развилки. Кстати, у нас будет третий Гамлет — мне очень интересно посмотреть, как будет играть он.
Я в «Социопате» не играю. Я пытаюсь быть собой. Гамлет — это ты. Этого персонажа не нужно играть, его нужно пропускать через себя.
— С момента премьеры «Социопат» модифицировался. Понятно, что некоторые детали менялись из-за реальности. Но мне интересно, менялось ли что-то, например, из-за критики зрителей?
— Дай вспомнить... Одна штука появилась у нас не так давно. Мы стали целовать Офелию.
— Это появилось из-за критики?
— Нет, просто режиссёру сказали, что линия Офелии не до конца раскрыта. Линия любви между Клавдием и Гертрудой показана намного глубже, чем любовь Гамлета и Офелии. А у них же тоже любовь, хотя другая. Вот Офелия общается с Гамлетом, а он раз — и поцеловал её
— В «Социопате» Гамлет реально почти не обращает на Офелию внимания. Мне показалось, что он её любит, но специально скрывает это, чтобы никто этого не видел.
— Нам хотелось показать другую любовь. У Гертруды и Клавдия красиво всё сделано, пластично. Классика. А здесь нужно было показать, что Гамлет и Офелия на каком-то другом уровне любят друг друга. Что у них необычные отношения, что они глубже. Не обязательны все вот эти высокопарные фразы. И позже мы сделали Офелию как не от мира сего. И как любить девочку не от мира сего? Надо любить её по-другому.
— Можно сказать, что Гамлет её понимал, поэтому так себя вёл?
— Да.
— Интересно, почему этот спектакль посвящён Стивену Хокингу?
— Мы сами спрашивали, а почему Хокингу? Режиссёр сказал, что это дань человеческому гению. Человек был закован, его тело не работало, но его мозг был невероятным. Он мог улетать в такие вселенные внутри себя. Изначально была идея, что клетка, в которой весь спектакль проходит, это — Хокинг в своём сознании. И в первой версии у нас Гамлет был на коляске. Такая прямая аллюзия на Хокинга.
И он ещё жил в тот момент, мы не на волне хайпа решили это сделать! Но всё равно было неловко. Получалось так, как будто мы какой-то шум из этого пытались сделать. Но это была дань интеллекту, дань (уважения) человеческому мозгу и возможностям, которые люди не используют на полную катушку.
— Почему этот спектакль так понравился зрителю? У него огромное количество положительных отзывов, что редкость для классики в современной интерпретации, особенно в такой смелой форме.
— Он не всем понравился. Многие приходят именно на «Гамлета» Шекспира. Более консервативная аудитория, приверженцы классики — им обычно не нравится такое. «Что вы сделали с классикой? Зачем переписали? Оставьте уже в покое Гамлета». У нас некоторые люди прямо во время баттла уходили.
На нашего «Гамлета» приходят, потому что мы нашли свою аудиторию. Это молодёжный спектакль. И я, как молодёжь, сам тащусь от этого. Синтез традиций и современного театра идеально сошёлся в этом спектакле, поэтому он и зашёл. Зашёл и из-за баттла, который реально качает людей. Зашёл из-за огромной визуальной составляющей.
— А у тебя, как у представителя молодёжи, какие кумиры?
Протягивает руку с кожаным браслетом и железной вставкой с надписью: «Chester Bennington: 1976 – ∞».
