Смелая интерпретация пьесы XVII века: яркий макияж, модные причёски, одежда бунтующих подростков и практически неизменённый авторский текст. Причудливое сочетание, созданное «Первым театром» на площадке «Красного факела», сделало постановку «Тартюф» близкой современности.
Сцена кажется закрытой, идеальная симметрия декораций образует невидимый пузырь: там — мир актёров, здесь — зрительный зал. Мебели немного: шкаф-лестница, с возвышающимся над верхней ступенью троном, над ним серое облако, по три белых стула и три зеркала с каждой стороны, красный гроб-сейф в центре.
«Тартюф» идёт также в лофт-парке «Подземка», вероятно, поэтому декораций немного, зато они многофункциональны: в шкафу и сейфе много дверей и дверок, за ними можно прятаться, курить, подглядывать, уходить через них из дома. Облако может зловеще или вдохновляюще светиться, рамы зеркал — мигать светодиодными лентами.
Авторы пытаются совместить минимализм и ультрасовременность, однако спецэффекты не всегда выглядят уместно, практически постоянно мигающее облако кажется скорее дешевым довеском. Впрочем, в одной из финальных сцен оно всё-таки «выстреливает».
Характеры героев не совсем соответствуют мольеровским: в разговорах с госпожой Пернель (Дарья Тропезникова) явно проступает насмешка нового поколения над старым. Мариана (Ксения Шагаевская) уже не безропотно-послушная дочь деспотичного отца, а маленькая избалованная истеричка, которая хочет познать все радости юности, впрочем, всё также искренне любящая родителя. Валер (Сергей Гуревич) питает к невесте не одни лишь платонические чувства, да и госпожа Пернель под конец удостаивается двусмысленных взглядов и фраз господина Лояля (Владимир Казанцев).
Клеант (Сергей Троицкий) больше не разумный дядя, а Дорина (Алина Трусевич) не просто преданная служанка. Теперь они — лицо вечно-молодых трущоб, смелые, насмешливые, говорящие на особом языке. Дорина учит Клеанта читать рэп, а картавый ученик быстро превращает практически все разговоры со своим участием в музыкальные баттлы. Особенность произношения делает тексты проще и как будто роднее, наставления начинают «качать» зал. После нескольких «выступлений» зал за пару секунд по горловому «р» узнаёт пародию Оргона (Пётр Владимиров) на шурина.
Несмотря на бунтарский вид, постановка отлично гармонирует с текстом, актёрам удаётся не перейти границу между смелостью и пошлостью. Герои могут пить, курить, вызывающе одеваться, но честь и нравственность удивительным образом остаются важной частью их жизни.
Однако есть в постановке сцена, которую без сожаления можно было бы исключить: в начале представления неоновый зелёный луч выделяет широко раздвинутые ноги Эльмиры (Карина Мулева).
У актёров практически нет «четвёртой стены», зачастую один из участников диалога забывает про оппонента и говорит в зал. Этот приём помогает зрителям почувствовать свою причастность к действию, акцентирует внимание на содержании речи. Однако некоторые «сильные» фразы всё же актёры произносят без адресации зрителю. Важна не только расстановка акцентов, но и то, как рождается непонимание: если актёры перестали слышать друг друга, значит, один из них начал беседовать с залом.
Сцена, в которой плачущего Дамиса (Андрей Мишустин) снимает со шкафа Дорина, оказывается яркой и запоминающейся. Сильная женщина, укачивающая на руках инфантильного юношу — это не только комично, но и по-своему трогательно.
Показательны костюмы: Оргон (Пётр Владимиров) воплощение наивности, самый, пожалуй, невинный персонаж — в белом, немного напоминающем пижаму, костюме, Тартюф (Захар Дворжецкий) — в элегантном чёрном наряде, а картавый рэпер Клеант в немного нелепом пёстром спортивном костюме. Наряды действительно подходят героям, но интересней всего наблюдать за переодеваниями Эльмиры. Кажется, нельзя придумать лучшего костюма, чтобы отвергнуть ухаживания Тартюфа: белоснежное платье в пол (символ невинности, но весьма соблазнительной) с обнаженной спиной и разрезом на юбке, открывающем ножки. Неожиданную роль играют туфли на высокой шпильке — рассердившись, Эльмира швыряет ботиночек в Тартюфа, а затем гордо хромает за ним, вызывая хохот в зале.
Водворение героини на трон, когда влюбленный праведник под песнопение хора говорит о своих чувствах, а жена Оргона размахивает юбкой, будто бы от страсти Тартюфа поднялся ураган — оригинальное и красивое решение, помогающее также решить вопрос с небольшим количеством техники для спецэффектов. Впрочем, спуск с возвышения оказывается опасным — Карина Мулева чуть не падает с лестницы, но умело обыгрывает это как часть представления.
Музыкальная шкатулка, к которой всё время прислушивается Оргон – ещё одна удачная находка, которая собирает в себе образ мечты, сладкой лжи и вымышленный мир, где каждый порой пытается скрыться. Герои прячутся за дверьми, создают иллюзорный кокон, который должен защитить от страхов и бед. Персонажи пьесы — современные люди, однако никто из героев не пользуется телефоном. Это выглядит очень естественно, если провести аналогию с уходом в выдуманную реальность и попытками укрыться в темноте шкафа.
Единственное место, где режиссёр позволил себе изменить авторский текст — противостояние семьи Оргона Тартюфу. Речь последнего близка к оригиналу, однако судебные канцеляризмы естественно вплетаются в речитатив и делают ответы особенно значимыми. Ведь слово судьи — закон? В этом споре — точно. Тут разыгрывается самая трогательная сцена: Клеант говорит: «Прости, брат». Разводит руками, он не может защитить Дамиса, и тот молча уходит из родного дома.
В финале постановки будут примирения, раскаяние, слёзы, но по-настоящему сильным окажется это короткое признание бессилия перед несправедливостью — «Прости, брат». Возможно, это лишь случайная находка для спектакля, но от этого она не теряет своей цены.
Несмотря на свою шутливость, спектакль вызывает не только смех, заставляет волноваться и трепетать в некоторых эпизодах. Постановка содержит новые символы и смыслы, которые в сочетании с хорошим юмором оставляют желание прийти на представление снова.