О старообрядцах уже немало написано и рассказано в разных жанрах: их быт становится темой научных статей, а они — героями фильмов. Но по-прежнему вокруг старообрядчества витает много мифов и стереотипов, которые не соответствуют реальности. Например, главный из них относит старообрядцев к закрытой и максимально изолированной от внешнего мира группе. В нашем репортаже из Томской деревни Малиновка мы показываем, что это не так.
Историческая справка
История старообрядчества началась в XVII веке, когда патриарх Никон и царь Алексей Михайлович провели церковную реформу. Она была нужна для унификации обрядовой стороны, приведения жизни церкви к единым образцам и поддержания духовенства. Но реформа вызвала резкое неприятие части общества. Сразу же последовали репрессивные меры, а несогласных назвали «раскольниками» и «еретиками» — хотя сами старообрядцы предпочитают называть себя «древлеправославными». В 1656 году на Московском соборе старообрядцы были официально преданы анафеме — церковному проклятию и отлучению.
Произошедшая церковная реформа повлекла за собой страшные события раскола, который разделил одно общество на враждующие лагеря. Вспыхнул грандиозный социальный конфликт, который не только повлек за собой трагические и братоубийственные последствия, но и породил мир особой культуры старообрядчества.
Малиновка — не Маниловка
.jpg)
Малиновка — это историческое старообрядческое село. По словам отца Валентина, здесь проживает больше четырех тысяч человек, но не все они старообрядцы. Всего на территории Томской области существует три храма старообрядческой православной церкви: в селе Малиновка, в городе Томске и в селе Гарь, откуда родом сам отец Валентин.
В Малиновку мы приезжаем в девять утра — служба в деревянном храме Чуда Архангела Михаила в Хонех идет уже второй час. Дорогу от остановки до храма нам подсказывает женщина, проходящая мимо.
— Девчонки, вы в лес собрались что ли? — кричит она, когда мы поворачиваем не в ту сторону.
Путь короткий: один поворот в узкий проулок между домов, и вот он — однокупольный храм с колокольней на берегу небольшого водоема. Рядом с ним стоит небольшой домик. Там живет пожилая женщина Галина. Или баба Галя, как ее все зовут. Она маленькая и низкая, но выполняет роль «и охранника, и надсмотрщика», по ее словам.
Перед входом в храм мы надеваем юбки поверх штанов и покрываем головы платками, которые взяли с собой. В притворе нас встречает Анна. Мы видим девушку в темно-бордовом сарафане и белоснежном платке, заколотом под подбородком, и начинаем чувствовать себя не в своей тарелке. При входе в храм — еще больше.
Все женщины, девушки и девочки одеты в их традиционный наряд — сарафан до пола и платки, а мужчины и парни – в подпоясанные рубахи и черные кафтаны. Они все выглядят аккуратно и свежо, у нас же из-под черных юбок торчат джинсы. Поэтому мы вызываем недоверие. На нас косо поглядывают дети, а за спиной мы слышим:
— Интересно, зачем пришли эти две атеистки?
Впервые это слово кажется оскорбительным. Прежде, чем зайти, Анна уточняет, что мы можем пройти не дальше арки. Неверующим запрещено пересекать границу, за которой стоит алтарь и висят иконы. «Только верные» — крещенные и те, кто регулярно причащается и исповедуется, могут находиться за ней. Мы устраиваемся в самом близком к выходу углу, чтобы привлекать как можно меньше внимания.
Служба идет, но во время нее не обязательно стоять все три часа неподвижно: многие садятся или выходят подышать свежим воздухом. Среди молодых людей стоит одна старушка и много детей. Последние поют вместе со взрослыми женщинами и мужчинами. Они исполняют священное песнопение ещё не так опытно, но звонко и четко, потому мы даже можем разобрать некоторые слова. Это певчая традиция старообрядцев — унисонное пение, тогда как партесное делится на четыре голоса и его очень трудно понять, по словам отца Валентина. Три девочки занимаются обычными детскими делами. Одна щипает другую за нос, а третья, чуть постарше, старается их разнять. К ней присоединяется и бабушка.
К концу службы выходит отец Валентин в белом иерейском облачении — начинается важная часть. К Алине подходит девочка и даёт ей в руки подручник. Это небольшая квадратная ткань, которую используют во время поклона до пола, чтобы сохранить руки в чистоте. Подручник шьют самостоятельно в соответствии с традицией: квадрат в его центре символизирует землю, двенадцать треугольников — двенадцать апостолов, потом четыре квадрата — четыре евангелиста, а четыре полосы — евангельское учение. Мне подручник не дали, поэтому его роль выполнил блокнот.
Перед поклоном нужно три раза перекреститься. Старообрядцы для совершения крестного знамения используют двоеперстие, а не троеперстие. При двоеперстии указательный и согнутый средний палец вытянуты. Два перста — два начала Христа: божественное и человеческое. Более подробно мы еще обсудим это с отцом Валентином, а сейчас Алина тянет меня за рукав — нужно кланяться.
Мы кланяемся столько же раз, сколько и остальные, чтобы не выглядеть белыми воронами. Но мы все равно выделяемся: и дети, и пожилые люди делают это быстро и без лишних телодвижений. Нам же поклон дается тяжело — не только физически.
Матушка Тамара
Служба заканчивается. Все расходятся, а дети собираются в полукруг, потому что сейчас будет проходить воскресная школа: час занятия пением, которое ведут местные девушки. А мы продолжаем стоять неподвижно. Кажется, что любое наше движение может нарушить общую атмосферу порядка и не совсем понятного нам уюта. К нам подходит матушка Тамара — жена отца Валентина. У матушки карие глаза и не единого следа макияжа на лице. Отличительная черта старообрядок — естественность.
— Так Богом сотворено, — скажет потом отец Валентин. — Поэтому и бороды неприкосновенны. Так Господь задумал человека. У человека само по себе все красивое — ничего лишнего нет, все разумно. Сейчас эти маникюры разные яркие и прочее. Церковь это не приветствует, потому что это вмешательство в Божье сотворение, а Господь не мог ошибиться. Все накрашенные люди похожи чем-то. Зайдете вы в лес, а там будут елочки и грибы одного размера и одной формы — такого нет у Бога. Все люди отличаются, и у каждого своя красота.
Матушка уточняет, кто мы, как их нашли, как добрались и почему интересуемся старообрядчеством. Дети начинают петь.
— У нас такая обстановка, потому что нет дома при храме, как это бывает, поэтому воскресная школа у нас проходит в храме. Он освещен в 2007 году главой Русской православной старообрядческой церкви митрополитом Корнилием, поэтому здесь еще, как говорится, ведется незавершенное строительство. Сколько оно будет вестись — непонятно, — рассказывает матушка, голос у нее спокойный и глубокий.
Сама матушка родилась в Саратове в коренной старообрядческой семье.
— Когда мы переехали, я была еще маленькая. Мой отец тоже был священником, а они не выбирают себе место жительства. В какой храм его направят, в такой он и поедет. Его направили в Томск, например, и он поехал. Так же и нас: девять лет мы прожили в Алтайском крае.
Отца Валентина направили в Малиновку в 2013 году. Шесть лет люди здесь молились без священника, «как могли, как умели», делится матушка. А сейчас этот священник — отец Валентин.
За отца Валентина матушка Тамара вышла замуж в девятнадцать лет. Их родители были знакомы, но сами они не общались, просто знали, что «вот такой вот есть». Когда батюшка ушел в армию, они стали переписываться и изредка созваниваться как друзья. А потом поняли, что они друг друга любят.
Спустя несколько минут разговора к нам подходит отец Валентин. Кажется, что его голубые глаза буквально светятся, когда он улыбается:
— С приездом вас! Как вам чтение?
Отец Валентин спрашивает у нас, крещенные ли мы и каким способом — погружательным или обливательным. Я крещенная первым, а Алина — вторым. Второй считается неполным, поэтому батюшка говорит:
— Есть, к чему стремиться, — и снова улыбается.
И мы уже не чувствуем себя белыми воронами.
Вера — это воля
Съемку в храме отец Валентин не приветствует. Вместе с общиной они решили, что не будут распространять фото из храма, чтобы сохранить сакральный смысл икон. Но батюшка охотно предлагает поделиться архивами. Тут Соня спрашивает, можно ли сфотографировать только его и матушку, он, посмеиваясь, отвечает:
— Нас-то… какую мы ценность представляем.
В центре храма символично стоит икона Воскресения. Она ставится перед Пасхой — главным праздником и у старообрядцев. Каждое воскресенье — малая Пасха, рассказывает отец Валентин.
Вместе с батюшкой мы сравниваем «старое» и «новое» православие. Отличия, преимущественно, есть лишь в служебных моментах, рассказывает он:
— Хвала Богу у нас читается «Аллилуйя, аллилуйя, слава тебе Боже», а после никонианской реформы стали говорить трижды «Аллилуйя», то есть четверят. «Аллилуйя» — это греческая хвалебная песня, а «слава тебе Боже» — это по-русски. Трижды хвала Богу возносилась в честь Святой Троицы. Поэтому четырежде и трижды — это совсем разные вещи. У нас крестные ходы идут по солнцу, а у них — против. В молитве Святому Духу у нас: «Духа Святого, Истинного», а у них «Истинного» нет. Исчезает истина, хоть и абстрактная. На вид эти моменты, может, и не значительные, но очень глубокий догматический смысл имеют. Вот, двоеперстное крестное знамя. Два перста — это Иисус Христос.
Тут Отец Валентин задает нам вопрос: «Кто был распят на кресте? Знаете?» Пару секунд мы молчим и думаем, что ничего не знаем, но тихо отвечаем:
— Иисус.
— Совершенно правильно, — нежно и тоже тихо говорит батюшка, без назидательности в голосе.
Он крестится и сопровождает это объяснением:
— Поэтому эти два пальца мы ложим на лоб, потом на пуп — на живот, — на правое плечо и на левое — изображаем крест и, получается, что Христос был распят. А у них? Троицу невозможно распять. Бога Отца и Духа Святого никто не видел. Это невозможно. Это очень большое догматическое несоответствие. Более того, это считается кощунством. Все русские люди, Александр Невский, Сергей Радонежский, Дмитрий Донской, молились таким [двоеперстным] крестом. Тот же Аввакум говорил: «Будете так молиться, вовеки не погибнете».
Отец Валентин рассказывает, что люди слабые верой пошли за реформой, а начитанные, грамотные и истинно верующие смутились этим расколом и не приняли его.
— В первые века христианства очень много мучеников было. После раскола тоже. Например, Феодосия Морозова — боярыня, приближенная к царской семье — была замучена голодом. Никакой жалости не возникло, чтобы ей хоть еду давать. Да, мешала она им, но зачем мучить молодую женщину? Аввакум и его приспешники были сожжены. Разве так было написано в Евангелие?
Матушка же вспоминает советский союз, когда старообрядчество осуждалось: дети смеялись, а родителей могли вызвать к партии. А во времена, когда их родители еще были молодыми, приходилось прятать нагрудные крестики, вшивать их в воротничок.
— Это было страшно, — говорит она.
Отшельником же отец Валентин считает Агафью Лыкову и ее семью, которая удалилась от всей цивилизации вынуждено. Но старообрядцы никогда не проявляли инициативу отделяться от общества, «страдали и переносили трудности ради любви к Богу». Батюшка уточняет, что старообрядцы, если к ним «придёт голодный и бедный путник», не выгонят его и не закроются от него. Они помогут ему: накормят и уложат спать. В противном случае, бездействие будет грехом.
Батюшка немного грустнеет после этого рассказа. Но тут же его голос становится твердым. Он говорит, что старообрядцы — это самые истинные православные люди.
Раньше старообрядцы, которых называли «раскольниками», были вынуждены уезжать за границу и прятаться в тайге из-за давления церкви и государства. Сейчас же, рассказывает батюшка и матушка, официальная церковь относится к ним хорошо.
— Особое значение, конечно, имеет 1905-ый год, когда был принят закон о веротерпимости Николаем Вторым. Но революция снова стала всех грести, сами понимаете — все верующие пошли на каторгу. Сейчас времена демократические, свободные. Наша церковь тоже официальная. Наш центр находится в Москве — митрополия в Рогожском поселке. Наш митрополит даже участвует в некоторых государственных заседаниях. Раньше это было невозможно. Понятно, что не может быть в государстве быть две одинаковые, господствующие церкви. Наших приходов по количеству меньше, но они развиваются. Раньше из Дальнего Востока, Читы, Улан-Удэ, из Кузбасса все приезжали в Томск, потому что не было церквей — Яковлева, 4, рекомендую заехать. В этом году ей исполняется 110 лет.
Алина спрашивает, как они сами относятся к «митрополиту Кириллу».
— Нашему патриарху? Немного понизили вы его, — шутят матушка и батюшка и смеются. — Как к человеку, мы относимся к нему, как к человеку. Иначе мы не имеем к нему никакого отношения. Они считают, что у них корабль, а у нас — лодка. Но ведь бывают разные корабли и лодки.
Мы начинаем с ним разговор о том, почему верить важно.
— Человек — высшее творение Божие. Мало того, что он сотворил его, он взял персть от земли и вдохнул душу в него. Человек имеет не только видимое тело, но и сотворенную Господом душу. Эта душа человека сама по себе является божественным началом. И каждому человеку свойственно во что-то верить. В идеале, конечно же, было задумано, чтобы человек был близок к Богу. Душа живет вечно, она не может закончить свое существование. А без веры человеку невозможно жить вечно. Душа остается жить, но она будет определена без веры туда, где противник Бога — это называется Ад. Человеку нужно во что-то верить: он верит в гороскопы, секты прочие, сами понимаете. Но совсем неверующего человека я не встречал.
Во времена тяжелых бедствий каждый человек находит в чем-то причину веры, говорит отец Валентин. Если причина эта и не божественная, то противоположная. Она может быть как безобидной, так и той, что приносит страдания и мучения — секты и «дьявольщина».
Но в то же время, уточняет батюшка, Бог никого к себе не тянет насильно — он зовет, потому что человеку дана воля.
– Я много общался с людьми, и многие говорят, что им проще обратиться к гороскопам или гадалкам потому, что они еще не готовы. У человека еще не созрели чувства, любовь к Богу. В секты же войти проще, но намного тяжелее выйти.
Еще отец Валентин упоминает гадалок-бабушек, которые тоже читают молитвы. Но самое главное отличие в том, что они делают это не в церкви, «не прибегая к силе Божьей». Матушка же добавляет, что читать определенные молитвы о выздоровлении, совершать «семь таинств» есть право только о священников
Семья Бесштанниковых
Пока мы разговариваем, матушка Тамара незаметно направляет отца Валентина в нужное русло, когда он уходит от темы.
— Кто у вас главный в семье? — спрашиваем.
— Глава семьи — муж, — отвечает матушка и смеётся. — Это не обсуждается.
— А жена — шея, — добавляет батюшка.
— Вообще нет таких понятий главный, второстепенный. Бог создал человека и сказал: «Муж — глава жене, как Христос — глава церкви». А жену он создал, как помощницу мужу, т.е. она не где-то на вторых ролях. Муж делает главное дело — ведёт семью ко спасению, а жена ему в этом помогает, — поясняет матушка.
— Если каждый будет исполнять свои прямые обязанности, тогда не будет проблем. Чтобы муж не лез на кухню, а жена не лезла в гараж, — говорит священник.
Родители Бесштанниковы считают, что воспитывать мальчиков и девочек нужно по-разному, чтобы «девочка чувствовала и понимала, что она девочка, а мальчик имел мужское начало». Следует, чтобы интересы у детей были разными: сыновья строгали себе автоматы, а дочки играли в куколки в песочнице.
— Разные интересы у детей есть. Есть и мальчики, которые любят готовить, им и пошить интересно, и девочки, которые любят повозиться с инструментами какими-то. Но просто основные понятия, конечно, нужно вкладывать в ребёнка для мальчика, для девочки, — объясняет супруга священника. — Всё равно от родителей идёт главное: что угодно говори, они будут делать, как родители.
— Если родитель постящийся и молящийся, они так же будут делать. Маленький ещё ребёнок, а он уже пытается пальчики сложить, чтобы покреститься, или куда-то на носик [прикладывает перста, когда креститься], ещё не осознавая, — говорит отец Валентин о примере родителей.
Интернет плотно вошёл в нашу жизнь. В школах учителя задают домашние задания, которые часто нужно делать с его помощью. И старообрядцы — такие же «узники» нашей современной системы образования.
— Книги отходят на второй план, — с сожалением говорит батюшка. — Наши первые дети очень любили читать. Много читали.
— Сама система подводит, чтобы дети больше в интернете [выполняли задания]. Дают какое-то сообщение написать, и написано «смотрите информацию в интернете». Энциклопедии есть дома. Дети не умеют пользоваться ими, находить информацию из нескольких мест, чтобы выбрать и объединить. Гораздо проще забить в интернете, тебе вот выдал [интернет] текст, ты его скопировал, всё, ребёнок готов в школу, — делится своими наблюдениями матушка Тамара.
Но интернет имеет и положительные стороны: ребёнок может узнать больше о религии, познакомиться ближе с историей своих предков.
Священник рассказывает, что интернетом совсем не пользоваться невозможно в нынешних реалиях, иначе жизнь будет неполноценной.
— Пользуетесь ГДЗ [готовыми домашними заданиями]? — спрашиваем мы. Всё-таки жизнь современного школьника неразрывно с ними связана.
— Помню, раньше были учебники по алгебре и ответы в конце, — рассказывает отец. — Мы иногда пользовались ими.
— Подгоняли, да? Сверяли? — в шутку говорит матушка.
— Да, и то учителя относились к этому не очень. Даже мысли раньше не было, что домашнее задание можно где-то списать, — отвечает батюшка.
— Я считаю, что для самопроверки это [ГДЗ] неплохо. Просто списать, я не приветствую это.
В семье Бесштанниковых 12 детей: старшей дочке — 19 лет, младшему ребёнку — год и девять месяцев. Матушка Тамара сейчас носит тринадцатого ребёнка. Такой богатой, большой семьёй трудно путешествовать, выезжать куда-то, машины пока такой нет или, скорее, микроавтобуса. Но семейство любит собираться дома на праздники, звать гостей:
— Приём пищи традиционно должен быть семейным. Не по углам там где-то. Стараемся, чтобы хотя бы на обед, ну, и на ужин тоже вместе все были, — рассказывает Валентин Бесштанников.
Пока мы общаемся с отцом Валентином и матушкой, Соня ждет нас снаружи храма, потому что юбку мы подобрали не той длины, да что уж там, и платок забыли. К нашей подруге подошла женщина пожилого возраста. Её зовут Наталья Лембитовна, её папа был эстонцем. Работает она учительницей математики. И знает всё про всех, так мы и узнали, что батюшка — хороший плотник. Он приложил свою руку при возведении храма в Малиновке. Вместе с ребятами он построил колокольню, когда отец приехал, её ещё не было. Матушка — любительница пошить. Она шьёт невероятной красоты сарафаны, которые надевают на службу. Тёмно-синий, бордовый вельвет, белоснежные кружева. Кроме того, она окончила ТГУ по специальности «ландшафтный дизайн». Эти знания и умения полезны и в собственном хозяйстве.
Мы проговорили со старшими Бесштанниковыми то ли полтора часа, то ли два, совершенно не заметили, как пролетело время. Вероятно, наша команда после изматывающей поездки выглядела, мягко говоря, уставшей. И батюшка с матушкой предложили нам пойти в гости.
Их дом не отличается особой роскошью: нет позолоченных львов на воротах, высокого бетонного забора или фасада с морскими раковинами. Он одноэтажный, тёмно-зелёный с голубыми оконными рамами, с низким деревянным ровным заборчиком и лавочкой перед ним. Этот дом для многодетной семьи из Залесово выкупил Антон Андреевич, местный «меценат», когда отца Валентина назначили настоятелем Храма Чуда Архангела Михаила в Хонех. Антон Андреевич не богат, но готов всё отдать на благо Малиновки.
Мы заходим во двор, а нам радостно виляет хвостом пёс. Симпатяга. В коридоре стоит пианино.
— Играете? — спрашивает Соня.
— Да нет, нам его подарили, — отвечает батюшка.
В доме четыре комнаты: кухня, зал и три спальни для четырнадцати человек. Однако старшие дети учатся в городе и приезжают лишь на выходные. В детской на стенах висят рисунки: ёлочная игрушка, домик, машина на дороге, военный корабль с пушкой, красной звездой на нём и российским флагом. На карнизе болтаются розовый школьный рюкзачок и подарочный пакет. Двухэтажная деревянная кроватка тоже нежно-розовая. В комнатах встречаются домашние иконостасы — красные углы.
Нас приглашают за стол. На обед — суп картофельный, плов, пицца с колбасой, а на десерт — птичье молоко и мёд. Только перед «принятием пищи» нужно помолиться. Батюшка с матушкой встают напротив красного угла и начинают молиться. Мы с Дашей и Соней чувствуем некоторую неловкость, так как не воспитаны в таких традициях. За меню сегодня ответственная Саша, старшая дочь. Пока мы брали интервью, дети уже пообедали. Мы съедаем весь суп до последней ложки, но я не рискую взять тарелку в руки и допить юшку, смотрю на девочек, тоже не делают так. «Ладно!» — думаю я. Отец всучивает мне кусок пиццы:
— У вас дорога длинная. Ещё всё село обойти надо! Ешьте, не стесняйтесь!
Дочки Бесштанниковых подают и убирают со стола за нами, хочется встать и помочь. Саша разливает нам чай, кладёт птичье молоко.
— Ой, что-то мало конфет, обычно у томской фабрики больше, — батюшка берет упаковку и читает. — Из Челябинска. «Молоко Жар-Птицы». А, ну тогда всё понятно! Жар-птиц же мало!
Мы с девочками ухохатываемся.
Отец Валентин достаёт телефон, показывает нам фотографии из своих поездок. Протягивает мне фотографию храма:
— Очень похож на ваш! — восхищённо говорю я.
— Да-да, очень похож, — подтверждает батюшка.
Приглядываюсь, а это и есть малиновский храм.
Саша — юная старообрядка
Пора выдвигаться дальше. Нас провожает до дома Ани, молодой жительницы села, Саша. Она учится в медицинском колледже в Томске на медсестру.
— Моя группа знает, что если я болею, значит я в поездке. Они знают, о том, что я придерживаюсь религии, что у меня семья большая, что я христианка. И к этому хорошее отношение, они поддерживают, не смеются над этим, — рассказывает Саша.
Девушка пошла по медицинской дороге, потому что ещё с детства хотела помогать людям, быть полезной.
— Сейчас я как-то в этом укоренилась, что даже собираюсь в вуз пойти. Раньше я не хотела: «Да ну, буду медсестрой, буду до конца жизни уколы ставить. А сейчас захотелось».
— Не хотела бы на стоматолога [пойти учиться]? — спрашивает Соня.
— Это слишком популярно. У нас там много армян, у них семейный бизнес: «Стоматология — наше всё». Хирургия тоже сложновато, это не по-сексистски, но для женщины хирургия тяжеловатая, именно обычная хирургия, там, где полостные операции, тяжелые органы.
— А что у вас с сексуальным воспитанием?
Саша смеётся и говорит:
— Если честно, у нас это открыто не обсуждается. То есть мамы дочерям что-то объясняют, отцы сыновьям. Вот я младшим что-то говорю, если вижу, что проблема в чём-то. А так открыто это не изучается, как на уроке в школе. Может есть где-то [сексуальное образование]. За границей есть, у нас нет. Ну, то есть узнаешь сам, либо медсестра в школе рассказывает.
Саша старается изучать этот вопрос сама. Она переживает, что её младшие сёстры и братья могут как-то и где-то неправильно получить эту информацию, поэтому сама обсуждает эти темы со старшими сёстрами, например, менструации. «А с братьями... Пускай папа с ними говорит, это тяжело!»
Мы медленным шагом подходим к дому Ани и останавливаемся.
— Осторожнее, а то Аню оса шлёпнула!.. Шмель! — выходит из дома и говорит мама Ани.
— Шмель? — переспрашивает Саша.
— Да. А что, скажи, не кусается?
— Шмели не кусаются! Что она, довела, что ли?
— Ты что! В доме, вон, покажет тебе, какое пятно было. Так вот я сейчас боюсь, а то ещё, думаю, шлёпнет [ребёнка] потом. Ужас! — на улице стоит коляска с малышом, покрытая лёгкой, тонкой тканью.
Старшая дочка Бесштанновых хотела бы уехать жить в город. Говорит, что работы в селе нет нормальной по её профилю, хоть в Малиновке и есть фельдшерско-акушерский пункт — только прививки, уколы ставить:
— Честно, на роды я бы всех отправляла в город, даже нормальные, — смеётся. — Я не рискую с этим связываться. Но мы не рожаем в поле, всё нормально! Я вот из четвёртого роддома, например.
Сашу удерживает семья и община в Малиновке. Она занимается пением с детьми в церкви в воскресной школе.
— Во сколько лет ты планируешь завести детей?
— Я думаю выйти замуж, не знаю, может, лет в 25. Я просто до сих пор даже ни с кем не была в отношениях просто потому, что, ну, нет нормальных мальчиков. Я приезжаю даже в ту же Москву, пацаны красивые, нормальные. Познакомишься ближе — все мальчики будто бы ctrl+c, ctrl+v — все одинаковые. Есть хорошие, есть, ну вот я их воспитываю, — говорит про своих братьев Саша. — Ещё же надо работать над отношениями, надо выстраивать, надо не только о себе думать, а еще о партнёре. Это тяжело... Хочу быть этой, кто она, содержанкой. Думаю, меня поймут, — шутит девушка.
— А со стороны родителей нет давления какого-то?
— Нет, это замечательно. Они вообще даже не шутят на тему женихов.
— А где вы гуляете тут?
— Здесь мы гуляем редко. Обычно собираемся где-нибудь вот друг у друга. Эта вот девушка [Аня] — моя подруга, вышла замуж за моего брата двоюродного. Мы собираемся иногда. Иногда на территории храма, там костерчик разведем…
— …церковь сожжем?
— Да вы что, её столько строили!
«Старообрядчество — это образ жизни»
Аня открывает дверь. Мы входим в дом. Он небольшой, но очень уютный. Деревянный кухонный гарнитур, например, сделал муж Ани Арсений сам. Нас встречает и подруга Ани Маша. У девушек покрыты головы платком — убрусом, это значит, что они замужем. Они одеты в кофты с длинным рукавом и юбки ниже колена. С девушками мы поговорили об отношениях и семейном укладе.
В старообрядчестве не принято жить до свадьбы. Это строгое правило, которое соблюдается. Возникает вопрос: как же понять, твой ли это человек? Есть молодёжные двухнедельные съезды, лагеря. Там люди знакомятся ближе друг с другом, они могут вместе готовить, присматривать за детьми, так можно понять, каков человек. В такой ситуации ты понимаешь, насколько отзывчивый человек.
— Я спокойно ездила к Арсению домой [в Гарь (деревня в Томской области)] на неделю-полторы. У меня подружек там очень много. Это тоже не запрещается, почему нет? — говорит Аня.
— А ещё у нас есть крестные ходы. Это вообще проверка на прочность! — добавляет Маша.
— ВКХ [Великорецкий крестный ход] особенно, 5 дней на природе, — говорит Саша.
— Ты просто идёшь-идёшь-идёшь, — заметила Аня.
— Где-то мальчишки помогают рюкзаки нести, — рассказывает Маша.
— Они в том году не помогали! — с обидой сказала Саша.
— Да просто нормальных не было! — ответила Аня.
— А так можно было? — удивилась Саша.
— Да, я так делала, — смеётся Маша. — Просто говоришь, что устала.
Великорецкий крестный ход — это массовый поход к месту явления иконы Чудотворца Николы в Кировской области, т.е. из города Кирова в село Великорецкое и обратно, рассказывают девушки. Всего нужно пройти около 120 – 140 км пешком. В пути верующие молятся, напоминает службу, но только на ходу. Весь путь полиция сопровождает шествие. Собираются люди не только со всех уголков России, но и из-за границы.
Маша сама из Кирова, познакомилась со своим мужем через соцсети.
— Сейчас тенденция у молодёжи пошла — все знакомятся в соцсетях. У сибирских парней прикол брать из Центральной России себе жен, невест, а все девчонки [выбирают парней] — из Центральной. Обмен такой, — рассказывает Аня.
— А хотелось бы переехать в большой город?
— Нет, мы такие домашние люди. Арсений — из Гари, я — из Малиновки. Мы нашли нейтральную территорию — Малиновку, — смеётся Аня. — В Гари нет интернета. Там только Tele2 ловит, и то только «ешка». Скоро проведут туда интернет 4G, и уже не так интересно будет ездить в Гарь. Это прямо такая маленькая, вымирающая деревушечка. Поэтому мы решили обосноваться в Малиновке, рядом Томск, я ещё учусь, ближайший год мы точно никуда не уедем!
— Ты очно или заочно учишься?
— Я на очном учусь.
— Она ненормальная, — добавляет Саша.
Аня учится на 4 курсе ТГПУ на факультете дошкольного и начального образования. Маша училась на воспитателя, но вышла замуж и бросила учёбу: «Я как в Гарь уехала, там интернета нет, я как-то и не продолжила». Изначально она мечтала стать юристом или работать в полиции, и, может быть, когда-то мечта её станет явью.
— Вчера вечером мы с Дашей шли из магазина и обсуждали, если бы в нашем возрасте [19 – 20 лет] появился ребёнок, что бы смогли ему дать. Мы пришли к выводу, что ничего.
— Абсолютно неправда, на своём опыте! — гордо говорит Аня. — Если ты не готов к ребёнку в принципе, то да, ты ничего не дашь. А если ты воспринимаешь эту ситуацию, как возможность развиваться, жить по-новому, никаких проблем, никаких преград! У меня муж безработный, ну, самозанятый, работает с братьями бригадой строительной, выезжает по заказам, сейчас осел немножечко, потому что у нас у самих стройка. А я студент. Ну какие у нас деньги? Финансово никаких проблем нет, ты живёшь на то, что есть, не прыгаешь выше головы. Эмоционально ты ребёнку в любом случае всё дашь, ты же мать, у тебя это всё просыпается. А там что-то в умственном [плане], они и сами развиваются. Нет такой минутки, что ты с ребёнком молчишь. Он агукает, ты агукаешь, и это уже развитие.
— Это всё зависит от настроя! Потом ребёнок постарше становится, можно отдавать его во всякие садики, кружки. Можно ребёнка спокойно везде водить, — добавляет Маша.
Каждый день Аня ездила беременная на учёбу в вуз на попутках, Арсений в это время работал. Сейчас Анина мама сидит с сыном Матфеем по восемь-девять часов, пока девушка находится на парах.
Аня и Арсений повенчались в январе, а заключили брак в ЗАГСе спустя полгода. Расписались они скромно, а отмечали именно венчание в трапезной при храме в Томске.
— Конечно у нас был алкоголь! У нас была обычная, нормальная свадьба. Конечно, были личности, которые перепили. Пить в меру можно, — рассказывает Аня о своей свадьбе. — Танцев у нас не было, у нас в принципе в жизни нет танцев. У нас нет музыки. Народные песни поют, в старообрядчестве очень много певчих. Духовные стихи и народные песни поются.
— То есть вы не слушаете попсу?
— Слушаем, — по очереди отвечают все три девушки.
— Я ж говорю, старообрядчество слишком лояльное стало! — говорит Аня.
— Мы не слушаем так, чтоб собрались и на всю включили, мы просто сами себе, — поясняет Маша.
— Но это тоже грех. Ты идёшь и каешься, — признаётся Аня.
— Ты каешься? — спрашивает Маша.
— Да-а. Я не была никогда привязана к музыке.
— Какие ваши любимые исполнители?
— BTS, — скромно отвечает Саша.
— У меня нет такого. Бывает крутится-крутится какая-то песня неделю, потом, бац, отшибло, и другая, — рассказывает Маша.
— Вот в таких случаях, мне кажется, ты ходишь и поёшь духовные стихи, готовишь — поёшь духовные стихи, детей укладываешь… — говорит Аня.
Есть даже специальное приложение с духовными стихами.
— Под гитару поёте? — спрашивает Соня.
— А когда никто не видит, — отвечает ей Саша.
— Но так нельзя. У духовные стихов есть какая-то определённая мелодия, красивая, с религиозным, духовным смыслом, — делится Аня.
— И все они грустные, смысл в том, что мы все умрём, — с грустью говорит Саша.
— Давайте «Коня» споём, — предлагает Маша. Но девушки останавливаются всё-таки на духовном стихе «Дышит апрелем».
Вдали от селений
Забор и нора.
Здесь собственной тени
И то будешь рад,
Стенаниям волка
И смеху сыча.
А где-то ведь Волга
В весенних лучах!
Мы поинтересовались у девочек, что они думают о патриархате.
— Есть семьи, где мужчина считает себя таким хозяином, что он командует женой и детьми, а сам он будет мало делать что-либо для дома, — делится своим мнением Саша. — А есть здоровый патриархат: мужчина отвечает и за жену, и за детей, он не командует ими, не строит себя тирана, а заботится, и все его слушаются не потому, что боятся, а потому, что ему доверяют и его уважают. А где мужа в семье боятся, если он может разозлиться, избить, накричать, то это уже не патриархат, а…
— Деспот… — добавляет Маша.
— Таких семей достаточно, — говорит Аня. — Как воспитывают девушку? Не для того, чтобы ты реализовывалась в жизни, а для того, чтобы ты выходила замуж, рожала детей, сидела в четырёх стенах. Ну, какие отношения могут быть в таких семьях? Конечно, жена будет забитая, домашняя, никуда не выйти, не уйти, и будет говорить: «Ой, я устала с детьми». А мужика воспитали так, что он зарабатывает, глава семьи, и жена должна ему покоряться. Есть такие семьи. Но сейчас опять же молодые семьи, мне кажется, они стали мягче в отношениях друг к другу. Я раньше бегала от своего Арсения, как бес от ладана, а потом что-то переклинило.
Мне тоже было страшно, что у него родители строгие: папа — священник, мама — матушка, оба с железным характером. Как я буду жить? Ну, потому что семья у меня семья, не скажу, что воцерковлённая. В церковь ходим только мы с мамой. Папа у нас вообще запутался, появляется так иногда в церкви. Сестра, брат отошли. Сестра в никонианстве с мужем. Брат на Пасху появился в церкви. Я раньше и штаны носила. А церковь пришла — я старообрядца, из церкви вышла и пошла, уже не особо старообрядка. Я думала, как я буду с этим справляться. Дома сидеть с детьми, кастрюли эти десятилитровые, целыми днями стоять молиться. Где будет моя жизнь, где будет моё развитие? Естественно, если тебе комфортно с человеком, ты идёшь за него замуж.
В старообрядчестве есть свой ряд праздников. Если обыкновенный праздник можно заменить старообрядческим, то так и делают. Например, день рождения старообрядцы не празднуют, они отмечают День ангела — день, в который празднуется память святого, в честь которого назван человек. Старообрядцы поздравляют женщин не 8 марта, а на вторую неделю после Пасхи — это праздник Жён-мироносиц. Главный праздник — Пасха.
— Старообрядчество — это образ жизни. Это рамки, в которых ты живёшь, а не рамки, которые тебя ограничивают, — завершает диалог Аня.
.jpg){kind=small}
...
Авторы: Дарья Курнакова и Алина Исхакова при содействии Софьи Сибриковой
Фотограф: Софья Сибрикова
